Никаких «Welcome to Czech Republic» мне пожилой таможенник не сказал.
Молча отдал паспорт с проставленной визой и я вошёл на территорию Чехии. Следом вошла Че, мы сели в трансферный автобус и поехали. В конце сентября туристов было немного и ехали они только в два отеля – Кристалл и Альфа. Альфа – наш. Первым на пути был Кристалл. Это было серое здание годов семидесятых, очень похожее на общежитие какого-нибудь чешского института, быстро от которого можно было бы добраться разве что до пражского аэропорта Ружине. Позже мы встречли в самом центре шикарные Хилтоны и Савои, а также маленькие, но жутко дорогие отели прямо на Староместской и Вацлавской площадях, мы смотрели на разряженных в ливреи швейцаров, двери высотой в два этажа, и машины разве что не с правительственными флажками на капоте. Мы рассуждали философски, мол, у нас тоже не «Кристалл».
А сами жили в Жижкове. Неподалёку от нашего отеля – высокая гора, на которой в Средние Века полководец Ян Жижка впиндюрил со своим войском кому-то по самое нехочу. «Альфа» стоит на тихой улочке Милькова, уходящей вверх под 30 градусов прямо к высоченному готическому собору. Собор ночью не подсвечивался, и в час-два производил гнетущее впечатление на проходящих. То есть, для жижковцев – может и нормально, в порядке вещей, что ты идёшь по улице, слева-справа бары-табачные магазина, а вот тут двадцати-тридцатиметровая громадина, с которой, если будешь плохо себя вести, сорвётся горгулья и сожрёт вместе с картой города, рюкзачком и фотоаппаратом. Храм на крови туристов, так мы его назвали.
До центра можно дойти пешком (что я сделал только один раз), а можно преспокойно докатить на Трамвае-Для-Честных. Дело в том, что билеты в транспорте не продаются, а только компостируются. Купить можно в метро, в отеле, в магазине, но не в трамвае. Никакого кондуктора – прокомпостировал, выполнил долг перед Республикой и едешь. Впалят – плати 400 крон (400 рублей). Нас не впалили ни разу, хотя днём мы исполнительно покупали билет. А контроллёры-трудоголики, работающие по ночам – это, надо полагать, миф.
- Завтра вам, наверное, дадут завтрак, - обнадёжила сотрудница турфирмы Людмила, и мы поехали есть в центр.
В Жижкове все заведения открываются в 11 утра, а в десять они тоже открыты, но заспанные чехи говорят «Клоузд».
Центр Праги поразил нас своей непознанностью – нет ничего хуже, чем идти и не представлять, что всё это такое. Поэтому мы заказали обзорную экскурсию в одном из киосков на улице На Пршикопе. Для знакомства с городом нам предоставили маленький микроавтобус, группу туристов из Житомира и экскурсовода пана Вуйтека. Пан Вуйтек говорил по-русски, но очень медленно и с прибалтийским акцентом:
- Слеффа… - в это время мы быстро проезжаем то, что «слеффа» и «слеффа» остаётся далеко позади. – Наш нацццоналльный театр. Спраффа… - спраффа мелькает что-то барочное и начинается здание кабаре. – Церковь сффятой Аннны… А это наша рекка. Она нассываеттся… Ффлтаффаа…
В те дни в Праге было много коров. Пластиковых шаблонных коров, дико раскрашенных местными художниками. Коровокрадов нет, и за рогатых никто не беспокоится. Тем не менее, зрелище шокирующее. Коровы яркие и очень весёлые, стоят прямо посреди улицы, весь центр – как одно рассеянное стадо.
- Скажите, а коровы что-то значат? – спрашивает один из житомирцев.
Пан Вуйтек молчит и потом говорит – впервые делая это быстро:
- Эти коровы – международный фестиваль. Сейчас они стоят по всей Праге, но скоро их уберут. И я буду счастлив. Их наконец-то уберут. Боже, когда же придёт этот день?
Мы спрашиваем: «А почему вы не любите коров?». Речь пана Вуйтека снова замедляется.
- Потомушшшто кажждый день мення спрашшиваюут про них. Пяттессят расс в деннь. Кашштый турисст. Прихошшу домой – жена спрашшивайет – поччему короффы ф Прагге!..
Вечером в отель мы вернулись, как мне показалось, недостаточно поздно. Моя душа требовала продолжения, и я пошёл в бар. Выпив там кружечку, решил двинуть в центр. В 12 ночи в Праге почти никого не было. Ярко освещённые, абсолютно пустые улицы и никаких «Слышь, ессьсиги» сзади.
Проходя мимо дома, окна которого горели ярко красным светом, я услышал убийственно родную речь. На крыльце стояли две девушки. Когда я поравнялся с ними, одна из них заговорила:
- Good evening, sir. Don’t you want to visit our striptease bar?
- Do you speak Russian, - намекнул я.
- Yes, we do, - намёк прошёл навылет.
- Ну так давайте по-русски уже, - этим я раскрыл все свои карты окончательно.
- О-о-о! Ну тогда – добро пожаловать!
- А что у вас тут?
- Стриптиз.
- И всё?
- Ну, приват-танец могут станцевать.
- А, ну тогда ладно.
- А вы хотите чего-то больше? - сострила она мне вслед.
Я шёл дальше по пустынным улицам… С Сайфертова перешёл на Губернскую и вышел на просторную Площадь Республики. У светофора стояла рыженькая девушка с короткой стрижкой, очень яркая и прилично одетая. Когда я прошёл мимо, она улыбнулась. Я улыбнулся в ответ и остановился, чтобы закурить.
- Доунт ю вонт ту визит ауэ стип-бар? - произнесла она на том английском, на котором могут говорить только одни люди – мои соотечественники.
- Так, давайте сразу по-русски.
- О, вы не хотите посетить наш стрип-бар?
Я снова улыбнулся.
- Понимаете, на данный момент мне этого… не нужно. Я сюда с девушкой приехал.
- Да вы не волнуйтесь, у нас девушки не агрессивные…
Ничё себе! Ново!
- Извините, но вряд ли.
- А вы хотите чего-то большего?
Знакомо. Видимо, этой фразой они планируют устыдить потенциального клиента.
- Ни большего, ни меньшего. Я бы этим вечером предпочёл бы музыку послушать.
Именно такими тургеневскими фразами и говоришь там.
Девушка тут же назвала несколько джаз-клубов, находящихся неподалёку. Чешская доброжелательность распространяется на всех поголовно, не минуя и промоутеров стрип-баров.
На следующий день мы пошли на Чешское Телевидение – Česka Televize. Из интересного массам могу сказать, что всем чешским телевизионщикам очень понравилась шутка Токса. Дело в том, что ТВ там находится в слегка отдалённом районе Праги, ну чуть дальше центра. Все районы в Праге пронумерованы. Так, центр – это Praha 1, чуть дальше – Praha 2 и т.д. ТВ находится в Praha 6. На самом деле, это не так страшно, как кажется. Но нам почему-то показалось, что мы в Праге-16. Я спросил у Иво – шеф-редактора их «Утреннего Экспресса» Dobre Rano:
- Вы находитесь в Праге-16.
- Нееет, что вы. В Праге-6.
- Ааа,- внимание, начинается шутка Токса. – Прага-16 – это Минск.
Одной из моих личных целей визита Праги стало было посещение джаз-клубов. Особенно интересовали два: Reduta и Agharta. В один из вечеров мы искали Агарту очень усердно. Какая-то чешская сволочь (не помню, кто, но вспомню – убью) сказала, что Агарта находится на Вацлавской площади, рядом с Национальным Музеем. Место это центральное, обозримое, я подумал, что найти практически всемирно известный джаз-клуб там неподалёку не составит труда, да и к тому же счастливые горожане должны-таки знать, где он находится.
Был вечер. Вацлавская площадь горела огнями, а за Музеем, от которого площадь-бульвар исходит, было не так светло, вернее, совсем не светло. Рядом стояло мрачное конструктивистское здание чехословацкого парламента, в котором сейчас находится радио Свобода. И театр. В театре я решил спросить дорогу в джаз клуб у бабушки-билетёрши. Так вот, чешские бабушки-билетёрши ничем не отличаются от наших: такие же тёмные, однако, гораздо доброжелательней. Она разулыбалась и долго распиналась на братском языке. Потом я встретил пожилого джентльмена, тот не знал ни английский, ни немецкий, но, тем не менее, решил подумать вслух по-чешски.
Мимо проходил еще один пан, который был немедленно одёрнут моим собеседником и подключен к размышлениям. Они рассуждали вслух. Временами казалось, что рассуждения на тему ближайшего джаз-клуба зашли в тупик, и они переключились на привычные вопросы вроде «Как жена-дети». Потом паны честно сознались, что не имеют представления о том, где находится Агарта, и я сказал Че:
- Они не знают, пошли.
- Руски??! – завопили они. – Ви говорьите по руски? Ми не знайем, где Агарта! Не знаем!
И противно захихикали.
Следующей жертвой была глуховатая бабушка, которая не знала вообще ничего, и немец, который уверенно показал на большое здание на Вацлавской и сказал:
- Видишь, где реклама горит – Pilsner Urquell, Krusovice – вот там.
Дело в том, что с той стороны улицы огромные неоновые буквы на самой крыше здания было видно отлично, а вот подойдя к этом зданиям вплотную и задрав головы вверх, мы увидели только стены, крыша была слишком высока для нежирафов. Мы так и не поняли, то ли здание мы осматривали, но джаз-клубов на этой стороне вообще не было. Вдоль здания дефилировали негры. Это были огромные парни в светящихся жилетах (у нас в таких ремонтируют железные дороги), которые предлагали free entrance в кабаре и стриптиз-бары. Манящий запахами и звуками коридор прямо в стене здания вёл нас далеко, но не довёл ни до конца, ни до джаз-клуба.
- Это коридор до Жижкова. Самый длинный коридор в мире, - решили мы и пошли дальше.
Вечер увенчался пивом в баре.
На следующий день мы поступили гораздо умнее. Я пошёл в Интернет-кафе и нашёл сайты этих клубов. Там же были адреса. Оказалось, что Агарта переехала ровно в тот день, в который мы её искали.
Итак, Reduta находится по адресу Narodni 20, Praha 1
Agharta – Zelezne ulici 16, Praha 1.
Всё в центре, всё рядом.
В этот же мы должны были пойти на футбол. Футбол… Несколько наблюдений. Во-первых, на стадионе обыскивают, но ничего не отбирают, можешь чиркать зажигалкой пока не отвалится большой палец, и тебе ничего за это не сделают. В то же время, как старуха с косой на заднем плане на картинах старых мастеров, всё время неподалёку полиция в шлемах, в полной защите, все в пластике и щиты рядом стоят. Впрочем, убивать французиков: жалкую кучку, сидящую в жопе мира и отгороженную двойным кольцом полиции никто не собирался. Хотя, один мужик сзади меня, большой, пивной и футбольный, что-то говорил по-чешски во время атак Лиона угрожающе представлялся:
- Osama bin Laden!
- Shamil Basaev!
Впрочем, и это господ в пластиковых шлемах не смутило. Кроме всего прочего, на стадионе можно пить пиво. Не знаю, что там делают с пьяными, таких не видел, но пиво пить – можно. И самое смешное – стоит оно не дороже, а дешевле!
Наши места были в фанатском секторе – самом настоящем. Ощутить прелесть пластиковых сидений удалось только перед матчем. Потом все встали, и, как говорится, как хочешь, так и ебись. Но сидеть, думаю, вряд ли вышло. Потому что нахождение в фанатском секторе обязывает. Обязывает петь, кричать, завывать, срывать голос и вскидывать руки. В один момент с нижних рядов начали передавать огромный флаг-транспарант – на руках. И на руках донесли его до верхних рядов. Потом – точно также спустили вниз. Или еще: по рядам начали ходить мужики и раздавать всем флажки трёх цветов – цветов Спарты – жёлтого, бордового и синего. После перфоманса с флажками, их аккуратно и исполнительно сдали «в зад».
Впрочем, несмотря на рррродные трибуны, Спарта въебала 1-2, что, впрочем, настроения не подпортило. А мы собрались ехать в джаз-клуб Редуту, не зная, что в такое время он уже закрыт. В том же подвальчике находится еще и пражское Rock-Café, где мы чудесно провели время в компании абсента, пока Че не захотела ехать домой.
Мы сидели на остановке и ждали ночного трамвая. Из темноты неожиданно вынырнула девушка. Отступление. Обычно девушка – это что-то абстрактно-заведомо благообразное. В данном случае Бог послал нам прелестное албанско-азиатское создание, ростом примерно 140 сантиметров, в красной курточке, с чёрными, изящно растрёпанными в разные волосы волосами, носом, шириной от уха до уха, жирно обведёнными каким-то косметическим маркером глазами и (самое главное) очаровательно недокрашенными до конца красным лаком ногтями на руках. Она что-то пробормотала на неведомом языке и показала на окурок в её рту (зубах).
Я подкурил. Она обняла руку с зажигалкой обеими ладонями (просится слово «нежно») и прошептала волшебные слова:
- Kom drink.
Я постарался улыбнуться как можно мягче и покосился на Че. Че сияла. Я покачал головой.
- Yeah, kom drink, - еще настойчивей сказала она и села рядом, затронув при этом мою ногу, руку и сумку.
- Kom drink, - повторила она свою фирменную фразу.
- No. No!
- Why? What’s your name? – английский проснулся в ней!
- Vladimir.
- My name is Monica. Kom drink!
- No.
- Why? You don’t drink?
- No… mmm… I am muslim.
- Ah, muslim… - огонь потух в её глазах. Видимо, единоверцы её не интересовали.
Моника скрылась в темноте.
С того вечера Че напоминала о прелестной Монике при каждом удобном случае.
Следующим утром Че заболела желудком, но мужественно решила остаться в отеле и мужественно отпустила меня на радио Свобода.
Радио Свобода находится в самом центре, на Вацлавской площади в бывшем здании парламента коммунистической Чехословакии. Справа от него находится Национальный Музей, слева – Пражский Театр. В застойные годы была даже такая шутка, что чехословацкий парламент – это нечто среднее между театром и музеем.
После 11 сентября здание американской радиостанции тщательно охраняют. За сто метров стоит пост охраны с телефоном, а на самом входе сумки смотрят на рентгене.
Я попал на их планёрку. Планёрку, где определялись темы всех программ и выпусков новостей на день. Обращаются они друг к другу исключительно на Вы, все – эмигранты, некоторые даже не в первом поколении, директор русской службы Мария Кляйн говорит примерно так:
- Андруша, вам слово. Что у нас сегодня?
И Андрей «Андруша» Шарый зачитывает темы новостей на текущий день.
После совещалова я пошёл пить кофе с Андреем Бабицким и Владимиром Тольцем, журналистом-историком. Тольц уже в возрасте, ему, думаю, под семьдесят, он ходит с палочкой, и Бабицкий всё время подъябывает Тольца по поводу его возраста и его близкой (тьфу-тьфу-тьфу) смерти. Тольц регулярно заказывает на завтрак медовник – традиционный чешский медовый (естественно) тортик.
- Медовник – это последняя стоящая вещь, которая осталась на этой радиостанции. А почему вы, Володя, к нам решили заглянуть.
- Эээ… Владимир… я к сожалению, не знаю вашего отчества…
- О, это абсолютно необязательно.
Ему 70 лет. Отчество необязательно. Ждите подобного на Родине.
- … Вот… и понимаете, с тех пор Свобода для меня – живая легенда, - рассказываю я.
- А вот Тольц, - добавляет Бабицкий. – Еле живая! Его даже похоронят с куском медовника во рту.
Оба заразительно смеются.
Мы идём во внутренний дворик курить.
- О! – говорит Бабицкий. – Это идёт женщина, которую Володя Тольц показывает всем гостям Свободы.
- Ещё бы! Она одни росчерком пера закрывает иностранцам въезд в Евросоюз. К нам тут приехал стажироваться один фрилансер, и теперь, из-за её ошибки, он не сможет еще пять лет въезжать не только в Чехию, но в весь Евросоюз. О! Во-во… пошла… (смеётся)
Мимо проходит молодая секретарша и демонстративно отворачивается.
- Вы с такой злобностью многих за собой на тот свет утянете, - говорит Бабицкий.
- А ничего! Вместе веселее будет!
И в том же духе.
После меня захотел увидеть директор по маркетингу Фрэнк Уильямс. Я был в шоке. Я не просил. Оказалось, это милейший американец, прекрасно говорящий по-русски. Но мы почему-то говорили на английском.
- So, where do you wok in Ekaterinburg?
- On Channel 4, you know?
- Aha… so… you’re a slave of mr.Mishin…
- You know him??
Оказалось, он знает и Мишина, и Гилевича, и даже просил передать им привет. Фрэнк работал в Екатеринбурге в школе BBC. Так что, у нас были общие темы.
После радио – пиво в ирладском пабе на улице Jindrisska (которую мы называли Jindrisska Конём). В пабе стоял гвалт, пьяные (в два дня) ирландцы и англичане, громко разговаривали,обсуждали вчерашний футбол, смотрели по телевизору отчёты, заказывали ещё, ещё и ещё пива и пели песни.
Я сел за стойку и спросил у сидящего рядом парня, не знает ли он результаты вчерашних матчей Лиги Чемпионов. Мы разговорились. Эшли живёт в Лондоне, работает парамедиком, матерится на водителей, которые садятся за руль нажрамшись и которых ему приходится реанимировать, болеет всей душой за Арсенал, называет Вильторда предателем и однажды взял автограф у Тьерри Анри. Когда по телевизору Руни, он морщился и называл его Scum. Scum он переводил очень путано, получалось что-то вроде «человек, который искупался в ванне с грязью и полный ублюдок». Был потрясён историей с Евсеевым, который крикнул в валлийскую камеру после матча Россия-Уэльс «Хуй вам!». Эшли несколько раз переспросил у меня это выражение и заявил:
- В Англии я приду к своему начальнику и скажу ему «Хуй вам!».
Посетовал на дешёвые сигареты в Праге. Те, которые он курит стоят там около 70 рублей. В Лондоне – примерно 150. В пароксизме ненависти ко всему не-Арсеналовскому назвал Scum Бэкхема и сказал, что Виктория Бэкхем – тощая корова.
Слева подвалил пьяный мужик в майке ирландской сборной, опрокинул моё пальто, висящее на барном стуле, извинился и немедленно заплатил за моё пиво, не принимая никаких возражений. Становилось совсем весело, но мне было пора.
Встреча с выздоровевшей Че на Староместской площади. Вечером идём слушать группу из Македонии, играющую ска. На подходах к рок-кафе почуяли неладное. В коридорчике нещадно разило всеми человеческо-животными запахами, вокруг толклись пьяные престарелые панки, которые являются полными антиподами Венички Ерофеева, который, как известно, не пукал. Эти добавляли еще ряд действий. Находиться там было невозможно, да еще и вход был дорогой. Оказалось, приехала группа Psychic TV, которые играют какое-то рубилово, и которых знает Гарри.
Благо, в том же коридорчике находится джаз-клуб «Редута», куда мы и отправились. И о чём не пожалели. В небольшом зальчике со столиками и сидениями собиралась почтенная чешская и другая европейская публика, музыканты объёмного джаз-бенда разыгрывались на сцене.
Тут вошли девочки-подростки из Германии. Числом легион. Их было около двадцати, они были отвратительны, крашены, полны, необъятны и безманерны. Одна девочка носила толстовку, а другая – платье с двумя безмерными разрезами спереди и сзади, которые обнажали широченные баварские просторы. С ними жался их школьный учитель. Видимо, это был он. Herr Lehrer не справлялся с Легионом готтов. Готтих. Он был тощ, мал и носил рыжеватые усики, пил пиво и опасливо поглядывал на галдящую немецкую прекрасную половину человечества. Как только начался концерт, готтихи зашушукались и свинтили в бар.
Концерт был прекрасен. Играли лучший джаз 50х, Каунта Бейси, чех, похожий на Алека Болдуина и негр Лии Дэвисон пели Blue Moon и спиричуэлс.
Ночью захотелось есть, но искать подходящее заведение Че была «не в силах», хромала на обе ноги и ссылалась на каблук (оба), поэтому мы пошли в KFC.
По дороге мы услышали сзади что-то вроде «heeey». Обернувшись, я увидел барыгу. Я узнал его по глазам, сияющим самым верхним огнём светофора и дредам, спутавшимся между собой.
- Marijuaaana? – намекнул он.
- No, - ответил я.
Может, и зря, но наркорынок Праги был неведом и непредсказуем. И возможно даже, страшно сказать «нестабилен» - так обычно говорит Димон.
В KFC мы ели гамбургеры с куриным мясом и мороженное. Внезапно в заведение вошёл еще один растаман, высокий и с длинными дредами. На лице было написано его полное отсутствие. Он прошёл мимо нашего столика, видимо, машинально, взял вафельный стаканчик от мороженного и положил его себе в карман. Потом взялся за люстру и привёл её в статичное положение, хотя она и до этого не качалась. Промаршировал мимо стойки и скрылся за колонной. Потом выглянул из-за неё и показал в нашу сторону двумя оттопыренными указательными пальцами, качнув ими два раза. И был таков.
На следующий день мы реализовали то, о чём так долго говорили. Мы… сходили в Агарту. На маленькой сцене, располагающейся в полуподвальчике, под сводом примерно пятисотлетеней давности играли гитарист, басист и барабанщик. Что-то своё, что-то Коула Портера. С полной отдачей, гитарист тихонько постанывал под гитарные переборы. Он не пел, он именно постанывал – это было непроизвольно, он был всецело поглощён тем, что он делал. Молодые парни, двое из них были похожи на «штудентов», ударник – на молодого Серёгу Овчинникова, играли тихую, но будоражущую до кончиков волос музыку.
Когда концерт закончился, была уже полночь, а в это время в Праге открыты далеко не все заведения. Парни отыграли на бис, и я спросил у молодого иностранца из компании, что сидела за столиком перед нами:
- Don’t you know any places that work this time in Prague?
- I don’t know too, but we go to the cabaret. If you wanna you can go with us.
Мы оказались на улице в компании веселющих англоговорящих молодых космополитов. Стив, который разговаривал со мной, приехал в Прагу из Шотландии учить пражан английскому. С той же целью приехал сюда американец Джон, австралиец Крис, Джуллиан, Елизабет из Балтимора и еще несколько, имена которых я забыл тут же.
Они были потрясены тем, как звучит на чешском слово «Beer» - PIVO, танцевали кан-кан, распевая Stivo-Pivo-Pivo-Pivo-Hey! Stivo-Pivo-Pivo-Hey! Мы отвечали тоже чем-то весёлым, они смеялись и кричали:
- They are crazy!
- Yeah, and I like it!
- Crazy-Crazy-Russians-Hey! Crazy-Crazy-Russians-Hey!
- We’re from K.G.B., - не отставали мы.
После этого они называли нас «Hey, Ruski!»
Мы завалились в диско-бар. В динамиках надрывался Мик Джаггер, и мы взяли пива, которое удачно легло на выпитый абсент.
- Na zdoroffie!! – подняли кружки новые друзья.
Я тактично объяснил, что «na zdoroffie» используется только в голливудских фильмах про русскую мафию и научил их простому слову «Будем!».
- Budiem! – крикнули они и заиграла песня из рекламы Карлсберга – I love you ba-a-aby.
Мы разговорились с Лиз, которая была из Балтимора. Я рассказал ей про одноимённый кетчуп. Она была польщена.
Бар закрывался.
- Scums! – авторитетно сказал я Стиву про хозяев бара. Он изумлённо посмотрел на меня и добавил:
- Bustards!
- Whores!
Мы перебрали все известные ругательства по отношению к ничего не подозревавшему хозяину диско-бара, уже стоявшему у двери, и вышли на улицу.
- C’mon, let’s twist again! – в ту ночь я разговаривал цитатами, по мере сил, конечно.
- Johnie, be good, - хлопал я американца из Чикаго по спине.
Ночная Прага горела огнями кабаре, неоновой рекламой и фосфорическими жилетами негров-промоутеров. Один из них поймал нас и пообещал «Free Entrance», что, собственно, и было необходимо.
В вертепе было развратно. Мы, конечно, взяли еще пива и смотрели стриптиз. Внезапно к нашему столику подвалила девочка-почти-без-всего и предложила прайвэт-дэнс. Мы предлагали ей альтернативные варианты, но она была непреклонна и подсовывала нам стриптиз-меню. Внезапно приват-танец заказали пузатые гансы за соседним столиком, и она переключилась на них.
Все мужчины с нашего столика подошли к соседнему.
- First pay than look, - кричала стриптизёрша, вывернувшись втрое.
- Emm…. We’ll just look.
Мы полюбовались чешскими красавицами и пошагали дальше.
По пути Джон поцеловал Че и стал, по её позднейшему признанию, первым интернациональным опытом.
Мы оказались еще в каком-то баре, где я уже мало чего помнил, кроме того, что мы все танцевали с пивом и сигаретами. Когда пришло время прощаться, мы пошли по направлению к метро, чтобы ехать в отель. Джонни оказался вместе с нами. Мы спустились в метро и… закурили. Это прекрасно, сидеть в метро, курить, и знать, что ничего тебе за это не будет. Пока ждали поезда, рассказали Джону, что в России пьют водку утром с апельсиновым соком, днём с супом, а вечером – как придётся.
Джонни был в восторге, но вряд ли поверил.
Дальше нужно было ехать на трамвае, но ждать его пришлось бы двадцать минут и Джон принял волевое решение ехать на такси. Таксисту, пытавшемуся содрать с нас 250 крон, он предложил ехать за 150.
- You know, we’re foreigners. So I give 100 to your company and 50 personnaly for you.
Разводка неожиданно подействовала. К тому времени ни у меня, ни у Че давно не оставалось ни геллера наличными, и платил за такси Джонни, снабдив оплату фразой:
- You know why do I pay for you? Because you’re Russians!
Утром Че проснулась в контактных линзах, а я залез в ванную в очках.
В голове разворачивалась битва при Ватерлоо. На огромных грохочущих телегах подвозили пушки. Пушки немедленно заряжали какими-то разрывными. Тут же проезжали невесть откуда взявшиеся локомотивы, сгружали прокатную сталь, а некоторые даже кричали.
Завтрак был проспан с концами, но самое главное – мы собирались утром встать в 9 утра и ехать в Карловы Вары. Встали мы где-то в двенадцать-час.
В Интернет-кафе вместо привычной бехеровки я взял напиток «Dobra Voda».
Проснулся Джонни. Спросил сколько времени. На его лице была написана вся вчерашняя ночь и ощущение чего-то утраченного.
- How to say “hard morning” in English.
- Hang-over. But I don’t have hang-over. I have troubles.
Удивительно, но мы не спросили ни слова о его тралбс. Потом, когда он ушёл, у нас не осталось ни его телефона, ни координат, ни адреса обычной или электронной почты. В общем, у человека что-то случилось, а мы не могли помочь и даже не спросили, что, собственно, случилось. И чувствовали себя последними подонками, потому что вспомнили об этом, когда он уже ушёл.
После тяжёлого и продолжительного макияжа мы поехали на выставку. На выставке показывали лучшие репортёрские фотографии из горячих точек, поэтому, мы вдоволь насмотрелись на иракские пейзажи, отрубленные руки и обгорелые лица, что крайне дисгармонировало с нашим утренним состоянием.
Я подумал, что дальше так жить нельзя, и заказал в первой попавшейся кафешке пиво.
И настроение моё – улучшилось!
Вечером – Агарта и Рок-Кафе для закрепления эффекта. Никаких источающих елейные запахи Панков там не было, но было весело и людно.
Я подошёл к барной стойке, чтобы заказать Jim Beam.
- He’s the best barman in Prague, - сообщила мне девушка, стоявшая рядом.
Девушка перекочевала за наш столик. Потом она сменилась Муратом – молодым документалистом турецкого (кажется) происхождения, который скромно называл себя Бен Ладеном. Мурат показывал на Че и шептал мне: «Good choice! Good choice».
Последний пражский вечер прошёл в разговорах и вообще, так, как он должен был пройти.
В последний день решили идти в город пораньше. Пораньше не получилось, потому что как обычно мы проснулись за 15 минут до завтрака. После завтрака ждало еще одно приятное известие – уважаемые гости, милости просим, собирайте чемоданы прямо сейчас, до 12-00, оставляйте в холле и шатайтесь по городу сколько угодно.
Мы вышли в город с собранными чемоданами и чистой совестью. Сувениры решили купить на рынке – длинных навесных палатках, в которых кружки с изображением Карлова Моста соседствовали с бананами и огурцами. Главным хитом как всегда были “Slavonian Matroshka”, офицерские часы и фуражки с кокардами от «Герой соцтруда» до «ВЛКСМ». Ничего из этого нам любо не было.
После двух часов ходьбы я отпустил Че покупать бижютерию маме, а сам пошёл в пивницу заливать отъезд и втыкать в последний раз в пражских заведениях. Судьба завела меня в типичнейшее из типичнейших и прелестнейшее из прелестнейших. В самом центре города, на улице Гуса – «U zlatého tygra». Денег было немного, поэтому, зайдя, я сразу спросил:
- What does your beer cost?
- Sit down please, - было мне ответом от взмыленного, но уверенного и мудрого бармена.
Не успел я примоститься на деревянной лавочке за деревянным же столиком рядом с двумя парнями, перед моим носом сразу же была поставлена круглая кружка свежего пива – вот так вот! Без вопросов!
Я начал пить. Пиво было превосходным – сомневаться не приходилось с самого начала. К середине кружки я спросил у двух парней рядом, всегда ли тут такая система. Да, ответили они, здесь приносят и приносят, пока не скажешь «стоп».
Через час Мирек и Пётр были моими лучшими друзьями.
- Are you English? – спросили они.
- No, I’m Russian.
- Russian? So we’ll speak Russian and Czech because we both are Slavonian.
- Okay.
Сначала было трудно. Чешский язык непрост для понимания и то и дело приходилось говорить: “Ne rozumiyu” – т.е. «Не понимаю». В процессе мы стали понимать друг друга лучше. Поговорили о Праге, Чехии, России, журналистике, футболе – они знают Властимила Петржелу, главного тренера «Зенита»
Чех сидящий за соседним столиком перегнулся через Мирека и сказал, что его отец также был журналистом, а потом спросил на почти русском:
- Ты знаешь, как зовут президента Чехии.
- Клаус, - экскурсия на Ceska Televize.
- А президента России?
- …
- Так вот, Путин – kurva! – показал средний палец в пустоту, а потом торжественно поведал мне историю, как он был в Пицунде и пил водку на берегу Чёрного Моря.
Напротив меня села пожилая чешская пара и пьяненько захихикала. Они заказали себе по пиву и по бифштексу.
На стене висела фотография, как сидя за тем же самым столиком, где сидел я, чокаются Вацлав Гавел и Билл Клинтон.
Пожилая пара напротив представилась как Анна и Ярослав, уминала бифштекс, дула пиво и поминутно чокалась и улыбалась.
- Vladimir Ilyich Tchaikovskiy, - порадовала меня Анна, когда я представился.
- Lenin!! Vladimir Ilyich Lenin!! – закричал чех из Пицунды, представился, как Петр и сел рядом. Это был второй Петр, которого я про себя для удобства называл Петром II.
Мы сидели, и я не успевал поворачиваться то в одну, то в другую сторону. Официант приносил одну кружку за другой. Чехи упросили меня написать им слова старого советского гимна. Когда я написал, они захныкали, что не понимают (ne rozumiut) прописную кириллицу. Однако переписывать не было времени, надо было идти встречаться с Че. Я ушёл и обещал новым приятелям вернуться, уже с ней. Она должна была ждать меня на Староместской.
Где я её и встретил. Мы покрутились в последний раз по площади, поглядели на Ратушу, церковь Девы Марии Перед Тыном, памятник Яну Гусу и пошли по направлению к улице Гуса в «Золотой Тигр».
По пути на Малую Площадь мы услышали сзади:
- Olga…
Обернулись и увидели… Джона. Глаза Че медленно открывались всё шире и шире.
Я уже говорил: писатели выдумывают такие сюжеты из головы и пишут беллетристику. Потом издают книжки в мягких и твёрдых обложках, получают гонорары и иногда Букеров. В Праге сотни улиц, переулков и площадей, миллион триста коренных жителей и, кажется, столько же туристов.
А на одной из маленьких узеньких улиц мы встречаем Джонни.
…Джон выглядел не очень хорошо, но держался молодцом. Было заметно, что те траблс, о которых мы не удосужились спросить, были причиной его изрядной помятости. Видок у него бы весьма утренний, в руке – пластиковый стакан пива с налепленной на краешек жвачкой, на тыльной стороне ладони был записан адрес гостиницы.
Оказалось, что тогда с утра он просто опоздал на самолёт до Штатов. Только и всего. У нас бы человек повесился.
- I’ll go on Monday. Hope, - сообщил он.
Парень заночевал у нас в отеле, а на утро не проснулся, чтобы ехать в аэропорт.
- Three more days in Prague will be our present for you, - сообщили мы.
- Okay. I’ll tell my parents that Russians presented me 3 more days in Prague.
Мы подошли к Золотому Тигру. Джонни оставил недопитый бокал с пивом и прилепленной жвачкой у входа.
Внутри нас ждали. У Петра I и Мирека шла уже четырнадцатая кружка пива. Мои друганы были в восторге от приведённых мной людей.
- Amerikanki Imperialist!, - кричал Мирек на русском, потом улыбался и жал руку Джонни. Потом шепнул мне:
- How to say in Russian “Nice girl”?
- Klyovaya telka, - честно признался я.
- Klyovaya telka!, - сообщил Мирек Че.
Джон тем временем рассказывал Петрам, где он живёт и за кого собирается голосовать на выборах.
- Poshli! Net, Poekhali!, - громко сказал обученный мной Мирек и мы чокнулись в первый раз.
Общение протекало бурно. Мирек то и дело шептал Че: «Klyovaya telka», Че смеялась и косилась на меня.
- А я был в Пицунде!, - сообщал Пётр II.
Престарелая парочка тоже была хороша.
- Рахманинов… - загадочно шептала Анна.
Ярослав улыбался сам себе и подписывал визитки.
Мирек задумался на секунду и выпалил новое:
- PIZDETS!! PIZDETS!! Marshal Malinovskiy! – и предложил на этих словах чокаться снова.
Шутка вызвала восторг, Мирек начал повторять её каждую минуту:
- МАРШАЛ МАЛИНОВСКИЙ!!!
- ПИЗДЕЦ!
- МАРШАЛ МАЛИНОВСКИЙ!!
- ПИЗДЕЦ!!!
- МАРШАЛ ПИЗДЕЦ МАЛИНОВСКИЙ!!!
Джон держался и предлагал нам с Че сигареты. Нам продолжали приносить пиво, как только мы допивали наши кружки.
- How can I tell waiter that we don’t wanna beer anymore? – спросил Джон у всех сразу.
- We don’t have such word in Czech, - обрадовал его Петр I и чокнулся.
Мирек захихикал и снова повторил:
- Amerikanskiy Imperialist! – после чего дружелюбно посмотрел на Джона.
- А ви – соцьиалисты! – дополнил Петр II, схватил наш фотоаппарат и начал выставлять кадр. Для этого он встал, попросил пересесть за наш столик незнакомого мужчину, отодвинул сидящую за другим столом женщину и сделал пробный кадр. После этого отодвинул её еще дальше и сделал второй. Для контрольного выстрела он ушёл в дальний угол пивницы и щёлкнул оттуда. Потом сел и сказал:
- Na zdravie! – и чокнулся.
Мирек посмотрел на меня и сказал:
- Klyovaya telka! Vodka Gorbachevka!
И чокнулся.
Между русскими словами и выражениями мы разговаривали, то друг с другом, то с Джоном, то с чехами, мешая чешские и русские слова, переходя на английский, потом с Анной и воспрянувшим Ярославом по-немецки. Мы успели обсудить все темы, которые только могли у нас возникнуть, и пришло время прощаться.
Я, Джон и Че вышли из Золотого Тигра и пошли по направлению к улице На Пршикопе.
В метро мы долго искали туалет, тыкнулись с Джонни в женский, потом прошли за три кроны вдвоём в мужской. В трамвае мы говорили о том и о сём, а на нашей остановке Липанска вышли. Я понял, что без пива в аэропорту будет грустно, да и чешских сигарет тоже надо бы привезти, поэтому попросил друзей подождать у магазина. Когда я вышел, их не было.
Джон останется в Праге до понедельника, как и хотел, а вот Че депортируют за просроченную визу. Да еще и закроют въезд в Евросоюз лет на пять как тому фрилансеру.
Я побежал к автобусу, который уже давно пришёл к отелю. У двери стоял водитель – пожилой чех и разговаривал по мобильному.
- Raevski?? – закричал он как только увидел меня.
Я кивнул и забежал в автобус. Следом заглянул он:
- Взьми сначьяла своё баггаж!!
Я снова побежал в отель. Че и Джон вытаскивали наши сумки.
Мы выскочили из отеля, обвешанные сумками и загрузили их в багажный отсек. Водитель замахал руками. Прощаться. Очень быстро.
Представьте. Камера улетает так вверх-вверх-вверх, высоко (уже начинается какой-нибудь закадровый текст), и потом паааа-пааа-паанорамирует. Над Вышеградом, Влтавой, Градчанами, выше и выше, и уже видно только квадратики лесов-полей, узенькие нитки речек и ручейков, потом тучи, ночь, темень, низкая облачность, температура воздуха за бортом плюс четыре, Кольцово и титры.